III
Status in statu. Сорок веков бытия.
Ненависть да еще от предрассудков -- вот в чем обвиняют евреи коренное население. Но если уже зашла речь о пред-рассудках, то, как вы думаете: еврей менее питает предрассудков к русскому, чем русский к еврею? Не побольше ли? Вот я вам представлял примеры того, как относится русское простолюдье к еврею; а у меня перед глазами письма евреев, да не из простолюдья, а образованных евреев, и -- сколько ненависти в этих письмах к "коренному населению"! А главное, -- пишут, да и не примечают этого сами.
Видите ли, чтоб существовать сорок веков на земле, то есть во весь почти исторический период человечества, да еще в таком плотном и нерушимом единении; чтоб терять столько раз свою территорию, свою политическую независимость, за-коны, почти даже веру, -- терять и всякий раз опять соеди-няться, опять возрождаться в прежней идее, хоть и в другом виде, опять создавать себе и законы и почти веру -- нет, такой живучий народ, такой необыкновенно сильный и энер-гический народ, такой беспримерный в мире народ, не мог существовать без Status in statu, который он сохранял всегда. и везде во время самых страшных, тысячелетних рассеяний и гонений своих. Говоря про Status in statu, я вовсе не обви-нение какое-нибудь хочу возвести. Но в чем, однако, заключается этот Status in statu, в чем вековечно-неизменная идея его, и в чем суть этой идеи?
Излагать это было долго, да и невозможно в коротенькой статье, да и невозможно еще и по той даже причине, что не настали еще все времена и сроки, несмотря на протекшие сорок веков, и окончательное слово человечества об этом великом племени еще впереди. Но не вникая в суть и в глубину предмета, можно разобрать хотя некоторые признаки этого Status in statu, по крайней мере, хоть наружно. Признаки эти: отчужденность и отчудимость на степени религиозного догмата, неслиянность, вера в то, что существует в мире лишь одна народная личность -- еврей, а другие хоть есть, но все равно, надо считать, что как бы их и не существовало. "Выйди из народов и составь свою особь и знай, что с сих пор ты един у Бога, остальных истреби, или в рабов обрати, или эксплуатируй. Верь в победу над всем миром, верь, что все покорится тебе. Строго всем гнушайся и ни с кем в быту своем не сообщайся. И даже когда лишишься земли своей, политической личности своей, даже когда рассеян будешь по лицу всей земли, между всеми народами -- все равно, -- верь всему тому, что тебе обещано, раз навсегда, верь тому, что все сбу-дется, а пока живи, гнушайся, единись и эксплуатируй и -- ожидай, ожидай"... Вот суть идеи этого Status in statu, а затем конечно, есть внутренние, а может быть и таинственные законы, ограждающие эту идею.
Вы говорите, господа образованные евреи и оппоненты, что уж это-то все вздор, и что "если и есть Status in statu, (то есть был, а теперь, де, остались самые слабые следы), то единственно лишь гонения привели к нему, гонения породили его, религиозные, с средних веков и раньше, и явился этот Status in statu, единственно лишь из чувства самосохранения. Если же и продолжается, особенно в России, то потому, что еврей еще не сравнен в правах с коренным населением". Но вот что мне кажется: если б он был и сравнен в правах, то ни за что не отказался бы от своего Status in statu. Мало того: приписывать Status in statu одним лишь гонениям и чувству самосохранения -- недостаточно. Да и не хватило бы упорства в самосохранении на сорок веков, надоело бы и сохранять себя такой срок. И сильнейшие цивилизации в мире не достигали и до половины сорока веков и теряли политическую силу и племенной облик. Тут не одно самосохранение стоит главной причиной, а некая идея, движущая и влекущая, нечто такое, мировое и глубокое, о чем, может быть, человечество еще не в силах произнести своего последнего слова как сказал я выше. Что религиозный-то характер тут есть по преиму-ществу -- это-то уже несомненно. Что свой Промыслитель, под именем прежнего первоначального Иеговы, с своим идеалом и с своим обетом продолжает вести свой народ к цели твердой -- это-то уже ясно. Да и нельзя, повторяю я, даже и представить себе еврея без Бога, мало того, не верю я даже и в образованных евреев безбожников: все они одной сути, и еще Бог знает чего ждет мир от евреев образованных! Еще в детстве моем я читал и слыхал про евреев легенду о том, что они, де, и теперь неуклонно ждут Мессию, все, как самый низший жид, так и самый высший и ученый из них, философ и кабалист-раввин, что они верят все, что Мессия соберет их опять в Иерусалиме и низложит все народы мечом своим к их подножию; что потому-то, де, евреи, по крайней мере в огромном большинстве своем, предпочитают лишь одну профессию, -- торг золотом и много что обработку его, и это все будто бы для того, что когда явится Мессия, то чтоб не иметь нового отечества, не быть прикрепленным к земле иноземцев, обладая ею, а иметь все с собою лишь в золоте и драгоценностях, чтоб удобнее их унести, когда
Загорит, заблестит луч денницы:
И кимвал, и тимпан, и цевницы,
И сребро, и добро, и святыню,
Понесем в Старый Дом, в Палестину.
Все это, повторяю, слышал я как легенду, но я верю, что суть дела существует непременно, особенно в целой массе евреев в виде инстинктивно-неудержимого Влечения. Но чтоб сохранялась такая суть дела, уж, конечно, необходимо, чтоб сохранялся самый строгий Status in statu. Он и сохраняется. Стало быть не одно лишь гонение было и есть ему причиною, а другая идея...
Если же существует вправду такой особый внутренний, строгий строй у евреев, связующий их в нечто цельное и особенное, то, то ведь почти еще можно задуматься над вопросом о совершенном сравнении во всем их прав с правами коренного населения. Само собою, все что требует гуманность и справедливость, все что требует человечность и христианский закон -- все это должно быть сделано для евреев. Но если они, во всеоружии своего строя и своей особенности, своего племенного и религиозного объединения, во всеоружии своих правил и принципов, совершенно противоположных той идее, следуя которой, доселе, по крайней мере, развивался весь европейский мир, потребуют совершенного уравнения всевозможных прав с коренным населением, то -- не получат ли они уже тогда нечто большее, нечто лишнее, нечто верховное против самого коренного даже населения? Тут конечно, укажут на других инородцев, "что вот, дескать, сравнены или почти сравнены в правах, а евреи имеют прав меньше всех инородцев, и это, де, потому, что боятся нас, евреев, что мы, де, будто бы вреднее всех инородцев. А между тем, чем вреден еврей? Если и есть дурные качества в еврейском народе, то единственно потому, что сам русский народ таковым способствует, по русскому собственному невежеству своему, по необразованности своей, по неспособности своей к самостоятельности, по малому экономическому развитию своему. Русский, де, народ сам требует посредника, руководителя, экономического опекуна в делах, кредитора, сам зовет его, сам отдается ему. Посмотрите, напротив, в Европе: там народы сильные и самостоятельные духом, с сильным национальным развитием, с привычкой давнишней к труду и с уменьем труда, и вот там не боятся дать все права еврею! Слышно ли что нибудь во Франции о вреде от Status in statu и тамошних евреев?"
Рассуждение, по-видимому, сильное, но однако же прежде всего тут мерещится одна заметка в скобках, а именно: стало быть, еврейству там и хорошо, где народ еще невежествен, или несвободен, или мало развит экономически, -- тут-то, стало быть, ему и лафа! И вместо того чтоб, напротив, влиянием своим поднять этот уровень образования, усилить знание, породить экономическую способность в коренном населении, вместо того еврей, где ни поселялся, там еще пуще унижал и развращал народ, там еще больше приникало человечество, еще больше падал уровень образования, еще отвратительнее распространялась безвыходная, бесчеловечная бедность, а с нею и отчаяние. В окраинах наших спросите коренное население: что двигает евреев, и что двигало им столько веков? Получите единогласный ответ: безжалостность; "двигали им столько веков одна лишь к нам безжалостность и одна только жажда напиться нашим потом и кровью". И действительно, вся деятельность евреев в этих наших окраинах заключалась лишь в постановке коренного населения сколь возможно в безвыходную от себя зависимость, пользуясь местными законами. О, тут они всегда находили возможность пользоваться правами и законами. Они всегда умели водить дружбу с теми, от ко-торых зависел народ, и уж не им бы роптать хоть тут-то на малые свои права сравнительно с коренным населением. Довольно они их получали у нас, этих прав, над коренным населением. Что становилось, в десятилетия и столетия, с русским народом там, где поселялись евреи -- о том свидетельствует история наших русских окраин. И что же? Укажите на какое-нибудь другое племя из русских инородцев, которое бы, по ужасному влиянию своему, могло бы равняться в этом смысле с евреем? Не найдете такого; в этом смысле еврей сохраняет всю свою оригинальность перед другими русскими инородцами, а причина тому, конечно, этот Status in statu его, дух которого дышит именно этой безжалостностью ко всему, что не есть еврей, к этому неуважению ко всякому народу и племени и ко всякому человеческому существу, кто не есть еврей. И что в том за оправдание, что вот на Западе Европы не дали одолеть себя народы, и что, стало быть, русский народ сам виноват? Потому что русский народ в окраинах России оказался слабее европейских народов (и единственно вследствие жестоких вековых политических своих обстоятельств), потому только и задавить его окончательно эксплуатацией, а не помочь ему?
Если же и указывают на Европу, на Францию, например, то вряд ли и там так безвреден был Status in statu.. Конечно, христианство и идея его там пали и падают не по вине еврея, а по своей вине, тем не менее нельзя не указать и в Европе на сильное торжество еврейства, заменившего многие прежние идеи своими. О, конечно, человек всегда и во все времена боготворил материализм и наклонен был видеть и понимать свободу лишь в обеспечении себя накопленными изо всех сил и запасенными всеми средствами деньгами. Но никогда эти стремления не возводились так откровенно и так поучительно в высший принцип как в нашем девятнадцатом веке. "Всяк за себя и только за себя и всякое общение между людьми единственно для себя", -- вот нравственный принцип большинства теперешних людей, и даже не дурных людей, а, напротив трудящихся, не убивающих, не ворующих. А безжалостность к низшим массам, а падение братства, а эксплуатация богатого бедным, -- о, конечно, все это было и прежде и всегда, -- но -- но не возводилось же на степень высшей правды и науки, но осуждалось же христианством, а теперь, напротив, возводится в добродетель. Стало быть, не даром же все таки царят там повсеместно евреи на биржах, не даром они движут капиталами, не даром же они властители кредита и не даром, повторяю это, они же властители и всей международной политики, и что будет дальше -- известно и самим евреям: близится их царство, полное их царство! Наступает вполне торжество идей, перед которыми никнут чувства человеколюбия, жажда правды, чувства христианские, национальные и даже народной гордости европейских народов. Наступает, напротив материализм, слепая плотоядная жажда личного материального обеспечения, жажда личного накопления денег всеми средствами -- вот все, что признано за высшую цель, за разумное, за свободу, вместо христианской идеи спа-сения лишь посредством теснейшего нравственного и братско-го единения людей. Засмеются и скажут, что это там вовсе не от евреев. Конечно, не от одних евреев, но если евреи окончательно восторжествовали и процвели в Европе именно тогда, когда там восторжествовали эти новые начала даже до степени возведения их в нравственный принцип, то нельзя не заключить, что и евреи приложили тут своего влияния.
Наши оппоненты указывают, что евреи, напротив, бедны, повсеместно даже бедны, а в России особенно, что только самая верхушка евреев богата, банкиры и цари бирж, а их остальных евреев чуть ли не девять десятых их буквально нищие, мечутся из-за куска хлеба, предлагают куртаж, ищут где бы урвать копейку на хлеб. Да, это, кажется, правда, но что же это обозначает? Не значит ли это именно, что в самом труде евреев (то есть огромного большинства их, по крайней мере), в самой эксплуатации их заключается нечто неправильное, ненормальное, нечто неестественное, несущее само в себе свою кару. Еврей предлагает посредничество, торгует чужим трудом. Капитал есть накопленный труд: еврей любит торговать чужим трудом! Но все же это пока ничего не изменяет: зато верхушка евреев воцаряется над человечеством все сильнее и тверже и стремится дать миру свой облик и свою суть. Евреи все кричат, что есть же и между ними хорошие люди. О Боже! Да разве в этом дело? Да и вовсе мы не о хороших или дур-ных людях теперь говорим. И разве между теми нет тоже хороших людей? Разве покойный парижский Джемс Ротшильд был дурной человек? Мы говорим о целом и об идее его, мы говорим о жидовстве и об идее жидовской, охватывающей весь мир, вместо "неудавшегося" христианства...
IV
Но да, здравствует братство
Но что же я говорю и зачем? Или я враг евреев? Неужели правда, как пишет мне одна, безо всякого для меня сомнения (что уже видно по письму ее н по искренним, горячим чувствам письма этого) благороднейшая и образованная еврейская девушка, -- неужели и я, по словам ее, враг этого "несчастного" племени, на которое я "при всяком удобном случае (будто бы) так жестоко нападаю". "Ваше презрение к жидовскому племени, которое "ни о чем кроме себя не думает" и т.д., и т. д., очевидно". -- Нет, против этой очевидности я восстану, да и самый факт оспариваю. Напротив, я именно говорю и пишу, что "все, что требует гуманность и справедливость, все, что требует человечность и христианский закон -- все это должно быть сделано для евреев". Я написал эти слова выше, но теперь я еще прибавлю к ним, что, несмотря на все сообра-жения, уже мною выставленные, я окончательно стою, одна-ко же, за совершенное расширение прав евреев в формальном законодательстве и, если возможно только, и за полнейшее равенство прав с коренным населением (NB., хотя, может быть, в иных случаях, они имеют уже и теперь больше прав, или, лучше сказать, возможности ими пользоваться, чем само коренное население). Конечно, мне приходит тут же на ум, например, такая фантазия: "Ну, что если пошатнется каким-нибудь образом и от чего-нибудь наша сельская община, ограждающая нашего бедного коренника-мужика от стольких зол, -- ну, что если тут же, к этому освобожденному мужику, столь неопытному, столь не умеющему сдержать себя от соблазна, и которого именно опекала доселе община, -- нахлынет всем кагалом еврей -- да, что тут: тут мигом конец его: все имущество его, вся сила его перейдет назавтра же во власть еврея, и наступит такая пора, с которой не только не могла бы сравняться пора крепостничества, но даже татарщина". Но несмотря на все "фантазии" и на все, что я написал выше, я все таки стою за полное н окончательное уравнение прав -- потому что это Христов закон, потому что это христианский принцип. Но если так, то для чего же я писал столько страниц и что хотел выразить, если так противоречу себе? А вот именно то, что я не противоречу себе и что с русской, с коренной стороны нет и не вижу препятствия в расширении еврейских прав, но утверждаю зато, что препятствия эти -- лежат со стороны евреев несравненно больше, чем со стороны русских, и что если до сих пор не созидается того, чего желалось бы всем сердцем, то русский человек в этом виновен несравненно менее, чем сам еврей. Подобно тому, как я выставлял еврея-простолюдина, который не хотел сообщаться и есть с русскими, а те не только не сердились и не мстили ему за это, а, напротив, разом осмыслили и извинили его, говоря: "это он потому, что у него вера такая" -- подобно тому, то есть этому еврею простолюдину, мы и в интеллигентном еврее видим весьма часто такое же безмерное и высокомерное предубеждение против русского. О, они кричат, что они любят русский народ; один так даже писал мне, что он именно скорбит о том, что русский народ не имеет религии и ничего не понимает в своем христианстве. Это уже слишком сильно сказано для еврея, и рождается лишь, вопрос: понимает ли что в христианстве сам-то этот высокообразованный еврей? Но самомнение и высокомерие есть одно из очень тяжелых для нас, русских, свойств еврейского характера. Кто из нас, русский, или еврей, более неспособен понимать друг друга ? Клянусь, я оправдаю скорей русского: у русского, по крайней мере, нет (положительно нет!) религиозной ненависти к еврею. А остальных предубеждений где, у кого больше? Вон евреи кричат, что они были столько веков угнетены и гонимы, угнетены и гонимы и теперь, и что это, по крайней мере, надобно взять в расчет русскому при суждении о еврейском характре. Хорошо, мы и берем в расчет и доказать это можем: в интеллигентном слое русского народа не раз уже раздавались голоса за евреев. Ну, а евреи: брали ли и берут ли они в расчет, жалуясь и обвиняя русских, столько веков угнетений и гонений, которые перенес сам русский народ? Неужто можно утверждать, что русский народ вытерпел меньше бед и зол "в свою историю", чем евреи где бы то ни было? И неужто можно утверждать, что не еврей, весьма часто, соединялся с его гонителями, брал у них на откуп русский народ, и сам обращался в его гонителя? Ведь это все было же, существовало, ведь это история, исторический факт, но мы нигде не слыхали, чтоб еврейский: народ в этом раскаивался, а русский народ он все таки обвиняет за то, что тот мало любит его.
Но "буди! буди!". Да будет полное и духовное единение племен и никакой разницы прав! А для этого я прежде всего умоляю моих оппонентов и корреспондентов-евреев быть, напротив, к нам, русским, снисходительнее и справедливее. Если высокомерие их, если всегдашняя "скорбная брезгливость" евреев к русскому племени есть только предубеждение, "исторический нарост", а не кроется в каких-нибудь гораздо более глубоких тайнах его закона и строя, -- то да рассеется все это скорее и да сойдемся мы единым духом, в полном братстве, на взаимную помощь и на великое дело служения земле нашей, государству и отечеству нашему! Да смягчатся взаимные об-винения, да исчезнет всегдашняя экзальтация этих обвинений, мешающая ясному пониманию вещей. А за русский народ поручиться можно: о, он примет еврея в самое полное братство с собою, несмотря на различие в вере, и с совершенным уважением к историческому факту этого различия, но все таки для братства, для полного братства нужно братство с обеих сторон. Пусть еврей покажет ему и сам хоть сколько-нибудь братского чувства, чтоб ободрить его.